Теперь мы можем назвать К. подлинным метафизиком, ибо все его действия — это «умная форма», энтелехия, осуществленность в пределах такого пространства, которое организовано противоестественным для данного тела способом. К. осознает свою природу, свою физику, но не логически, ибо в замковом пространстве царит замковая логика, а именно физически, т.е. таким образом, который содействует сохранению данного тела в данных обстоятельствах, и теперь, не нарушая и не разрушая телесной концепции, он продвигается и утверждает себя в качестве теоретика, т.е. того, кто со своей частной точки зрения «видит», понимает всю конструкцию.

Потому само присутствие К. около Замка, — является существенной компонентой самого Замкового ландшафта. Тело К., открывающееся с панорамной высоты в качестве точки, подпадающей под силовые действия более крупных объектов, активно формирует ландшафт с иной позиции, и это находит свое подтверждение в частных фрагментах, в тех картинах, где очевидным оказывается формирующее и трансформирующее участие К. в преобразовании смежной с ним территории.

Можно ли соединить две открывающиеся перспективы в третьей картинке — построить модель, в которой деятельность К. вписывалась бы в замковую систему, и была бы представлена при этом в виде развернутого, а не точечного тела? Здесь мы сталкиваемся с так называемой проблемой «третьего тела», которую поставил в критике платоновской теории идей Аристотель, формулируя платоновские вопросы и перенося их в плоскость реальных проекций.

Задача соединения двух перспективистских картинок — с супервизорской и частной, принадлежащей собственно господину К., — оказывается важной, потому как пока что мы не имели случая показать природу К.–тела (сверху оно открывается как точка, когда же мы встаем в позицию самого К., в позицию К.–созерцателя, мы видим то, что видит сам К., но не имеем возможности видеть К.–тело, его поверхности). В романе эта проблема представлена Кафкой в гениальном воплощении, тело главного героя К. действительно оказывается неописуемым, поскольку не на что опереться в том случае, когда нам (как неким третьим созерцателям по отношению к герою и к автору) хочется рассмотреть К. Роман устроен таким образом, что нам даются либо те картинки, где мы видим мир, положенный К., либо наблюдаем сверху взаимодействие точечных тел без привычных поверхностей тела и лица.

Упражнения с телами. Физика К.–тела определяется его возможностями мгновенного сворачивания в точку и разворачивания в том месте, в котором фокусируется взгляд на смежную реальность. Краем, мембраной К.–тела оказывается смежная с ним реальность — ландшафт, тела других персонажей, линия горизонта т.е. действительность в пределах видимого К. пространства. Лукавство и мастерство автора «Замка» заключается именно в том, что он переключает регистры, не объявляя об этом и не объясняя этого, и мы не всегда бываем поставлены в известность, что именно нами видится — супервизорская действительность или же «частная» от К. идущая картинка, мир, открывающийся в трехмерной глубине или же судьбическая схема, концептуальная композиция.

(Та же самая проблема встает перед нами, когда мы имеем дело с текстами Достоевского: читатель также находится в положении, когда он должен контролировать авторские манипуляции с изменением местоположения — находится ли читатель в точке супервизора — сверхъестественного усмотрителя судеб героев, от которого тянутся нити судьбы, либо в положении героя, которому открывается только ближайшие планы бытия с предстоящими событиями.)

Итак, нам следует привыкнуть к тем мгновенным трансформациям, которые испытывает К.–тело — от нормальных телесных размеров до сжимания до величины предельно малой, точечной, в которой в самый момент сжатия сохраняется нормальная его величина (этот процесс двойного удерживания форм совершенно описан самим Кафкой в его романе «Превращение»). Физика этого точечного тела, должно быть, являет собой нечто происходящее в малом пространстве «черной дыры», в котором плотность столь велика, что поглощается все — информация, свет, предметы, — все это «падает», точнее, западает в сверхплотном точечном пространстве и удерживается, не возвращается вовне, но мы сами сохраняем, фиксируем поглощенную форму собственными усилиями.

Таким образом, в пространстве Замка оказывается тело с двойной физикой (наблюдатель регистрирует, если ему позволяет его дисциплинированное внимание, изменение позиции взгляда). Во взаимодействии с Замком, когда наблюдатель принудительным образом оказывается в позиции супервизора, тело К. сжимается в точку, теснится, перемещается, подобно неодушевленному предмету, выталкивается на периферию Замка, блуждает по его окраине, и только на самой границе оно разворачивается и принимает форму объемного тела со всеми соответствующими «полной» форме достоинствами. Таким образом, только в единственном месте пространства определено место для полной осуществленности К. Но К. разворачивается в своих ландшафтных картинах, это и есть его форма существования в пределах Замка и одновременно форма его свободы: точка, в которой происходит как бы бесконечный процесс фотографирования местности, эта свободная и тайная работа и есть манифестация самостоятельности точки-тела К. (тела, стиснутого до пределов буквы, он-«некто», имя которого произносить не имеет смысла, он вытесняется отовсюду, — из Деревни, из гостиницы, с постоялого двора, из школы, о нем ничего не знают, потому что ничего не хотят знать). Доблесть К. состоит в его желании и способности сопротивляться такому тотальному притеснению. Когда его приравнивают к нулю («какой помощник? какой господин? какой землемер?»), он в режиме чистой длительности воспроизводит себя — напоминаниями, объяснениями, вторжением туда, где быть ему не положено, — вообще всякими своими рискованными и как будто бы бессмысленными действиями он утверждает продолжительность своего существования, проявляя при этом немыслимую изощренность и настойчивость.

Полезные статьи:

Историография и уровень изучения
В письме он официально называет себя Бахадур шах Али-улы, указывая, что в народе его знают как Батыршу. В исторической литературе его до наших дней именуют по-разноаму: Абдулла Алеев, Батырши Алиев, Абдулла Мязгялдин, Губайдулла Магзялтди ...

Размышления о Татьяне Лариной и идеале девичества XIX века
В России самым популярным поэтом по-прежнему остается Пушкин. Его значение столь велико, что все его творения объявляются самыми выдающимися произведениями в русской литературе. Мои любимые произведения – это, конечно, сказки, «Капитанск ...

Вся жизнь – борьба
В 1699 г. умер Вильям Темпль. Свифт получил приход в маленькой ирландской деревушке (у него диплом богословского факультета, он священник), но, выступив в печати с блестящими сатирами и памфлетами, он быстро завоевывает себе обширную чита ...