В романе передается трагическая история «грешного» музыканта, гениального композитора Адриана Цеверкюна, осознавшего антигуманность своего искусства, оторванного от народа, опустошенного, несущего болезнь и смерть всем, кто к нему приобщится.

Поставив в центре романа трагедию музыканта, пришедшего к убеждению, что его музыка служит лишь извращенным эстетским вкусам избранного меньшинства, писатель расширяет проблему кризиса музыки до пределов кризиса всего искусства.

Но, изображая кризис современного искусства, писатель выражает уверенность в том, что возможен и иной путь для искусства. Это будет прорыв в будущее, к человеку. Но этот «прорыв» можно будет осуществить только в иных общественных условиях. Томас Манн приходит к выводу, что только при социализме, который обеспечит людям лучшую жизнь, справедливость в распределении жизненных благ, возможно появление подлинно человеческого искусства, несущего человечеству радость бытия.

Жизнеописание грешного музыканта Адриана Леверкюна ведется от лица друга его юности, профессора философии Серенуса Цейтблома. Начало жизнеописания датировано 27 мая 1943 г., т. е. именно тем днем, когда Томас Манн приступил к работе над «Доктором Фаустусом». Это далеко не случайное хронологическое совпадение позволяет в значительной степени отождествить образ рассказчика с личностью самого писателя.

Повествуя о жизни своего гениального друга, Цейтблом последовательно проводит читателя через все важнейшие этапы исторического развития Германии XX в., остановившись на пороге разгрома гитлеризма. Таким образом, художественное развитие Леверкюна не только органически связано с развитием искусства эпохи империализма, но и со всеобщими историческими процессами. Из тиши своего маленького кабинета в провинциальном городке на Изааре профессор Цейтблом неустанно, тревожно следит за тем, как рушится колосс на глиняных ногах. На поверку выявляется, что обманчива даже тишина кабинета: ученый трудится под оглушительный треск барабанов военных маршей, извергающихся из радиорепродуктора. Варварская какофония звуков прерывается радостным визгом по поводу бомбардировки Одессы и потопления пассажирских пароходов Англии и Бразилии, приказом фюрера «стоять на смерть на Днепре».

Цейтблом не разделяет восторга фашистов. С удивительной тонкостью рисует автор эволюцию мировоззрения Цейтблома. Тихий и скромный человек, отличный семьянин, ученый с академической складкой, он считал себя наследником культуры немецких гурланистов. За несогласие с рейхом в вопросах расистской политики он был отстранен от преподавания в университете. Его сыновья, усердно служившие фюреру на гражданском и военном поприще, избегали встречаться с крамольным отцом, и вокруг Цейтблома образовалась пустота. Эту пустоту он заполняет работой над книгой, которую даже не надеется опубликовать в условиях гитлеровской Германии[9].

Страницы жизни Адриана Леверкюна Цейтблом перемежает публицистическими отступлениями, в которых он дает хронику военных событий и свои горестные комментарии по этому поводу. Чем ближе катастрофа, ожидающая Германию, тем более гневными становятся обличения старого ученого. Если в начале второй мировой войны он еще не разбирался в ее существе и даже гордился фронтовыми успехами немецкой армии, то теперь перед ним разверзлась бездна падения, куда фашистские варвары завели его народ: он не может сдержать чувства удовлетворения, что вот-вот произойдет «круговая атака миллионов превосходно оснащенных солдат на нашу европейскую твердыню, или лучше сказать на нашу тюрьму, или лучше сказать — на наш сумасшедший дом».

Устами рассказчика, профессора Цейтблома, Томас Манн выносит суровый приговор тем своим соотечественникам, которые ныне понесли расплату за «хмель, которым жадно упивались долгие годы обманчивого кутежа», за все это ныне надо платить отчаянием и страхом, предсказанными уже задолго до этого Леверкюном в его оратории. Так замыкается круг исторических свершений. Мысль читателя невольно возвращается к образу Адриана Леверкюна. Это он и тысячи ему подобных носителей декадентского искусства приняли участие в идеологической подготовке фашистской реакции.

Так Цейтблом, летописец-хроникер, становится, помимо своей воли, судьей и над своим другом, и над всей эпохой. Трагическая судьба Адриана Леверкюна и его творчества совпадают с трагическими судьбами немецкого народа. Рассказ о художнике, предавшем забвению свой долг перед народом, превратился в глубокое философское произведение, полное страстных раздумий по поводу прошлого и настоящего Германии.

Полезные статьи:

Заключение.
Подводя итог проделанной мной работы, получается, что друзья Пушкина - действительно были «друзьями его души» и он сам являлся «другом их души». Более того, каждый настоящий друг давал Пушкину что-то новое (не в материальном смысле, а в д ...

Связь русского фольклора со славянской мифологией.
Изустные предания – драгоценный источник; пополняющий вакуум исторического изучения русской мифологии. Сочинения, изображения идолов, священные в древности сосуды, храмы, обычаи, сохранившиеся до наших дней в народном фольклоре, - это пам ...

«Все переворотилось...» Толстой в 70-е годы.
Художественное исследование эпохи 1805—1820 годов побудило Толстого идти далее, в глубь русской истории, к эпохе Петра I.-Озабоченный проблемами современной ему действительности, писатель видел в Петровском времени «начало всего», «узел р ...